Жизнь стоиков: Искусство жить от Зенона до Марка Аврелия - Райан Холидей

"Я начинаю говорить, - объяснил однажды Катон, - только когда уверен, что то, что я скажу, не лучше оставить невысказанным".

Когда Катон все же решил нарушить молчание, он был убедителен. "Катон практиковал такие публичные речи, которые были способны увлечь массы, - рассказывает Плутарх. Гнев и ярость, напугавшие Сарпедона, он направил в русло стоической философии и риторики, чтобы яростно отстаивать справедливость, которая стала определяющей чертой его личного и политического характера. По словам Плутарха, "прежде всего он стремился к той форме добра, которая заключается в жесткой справедливости, не склоняющейся ни к милосердию, ни к благосклонности". Вооруженный решительным и бесстрашным характером, стоическими этическими принципами и мощным ораторским искусством, Катон стал грозной политической фигурой - и редкой, поскольку все знали, что его голос никогда нельзя купить.

Но прежде чем прославиться как политик, Катон был солдатом. В 72 году до н. э. он добровольно вызвался служить в Третьей Сервильной войне против Спартака. Было бы бессовестно позволить кому-то другому служить вместо него. По мнению Катона, именно поступки, жертвы, на которые человек готов пойти, особенно в бою, защищая свою страну, делают его философом. И поэтому в этой войне, как и во всех других сражениях, в которых он участвовал, он был бесстрашен и предан своему делу, как, по его мнению, должен был быть каждый гражданин.

Выйдя из этого горнила, в 68 году до н. э., в возрасте двадцати семи лет, он был готов предстать перед военным трибуном - на той же должности, которую занимал его отец до него. Базилика Порция, общественный форум, где трибуны вели свои дела, была названа в честь ее строителя, его прадеда. Бережно относясь к этому наследию и всегда будучи глубоко преданным тому, что он считал правильным, Катон был единственным кандидатом, который действительно соблюдал ограничения на агитацию и законы о предвыборной кампании. Возможно, коррупция в Риме была распространена повсеместно, но Катон никогда не верил в то, что "все остальные так делают". Эта стратегия принесла ему уважение - по крайней мере, она позволила ему выделиться. Как пишет Плутарх, "суровость его чувств и сочетание с ними его характера придавали их строгости улыбчивую любезность, которая покоряла сердца людей".

В их число входили и войска, которыми он руководил в течение следующих трех лет, пока его военная служба проходила по всей империи, знакомя его с провинциями. Некоторые думали, что посещение этих экзотических мест может смягчить человека или его железную хватку, но они ошибались. Отчасти именно поэтому его так любили - потому что он вел себя как обычный солдат.

Война, хотя и начиналась как грандиозное приключение, вскоре разбила сердце Катона. В 67 году до н. э. пришло письмо, в котором сообщалось, что его любимый брат Каэпио болен. Катон и Каэпио всегда были разными: Каэпио предпочитал роскошь и парфюмерию, чего Катон никогда бы себе не позволил. Но иногда, когда речь идет о твоем брате, ты смотришь на это сквозь пальцы. Катон сделал нечто большее - он боготворил Каэпио и, услышав, что тот близок к смерти, бросился к нему на помощь, преодолевая дикие и опасные моря, которые едва не убили его, в крошечной лодке с единственным капитаном, которого он смог убедить взять его с собой.

Жизнь несправедлива и мало заботится о наших чувствах и планах. Катон видел эту мудрость в бесчисленных книгах по философии, которую он любил, но, прибыв во Фракию после опасного путешествия, он обнаружил, что пропустил несколько часов до смерти своего брата. Это был сокрушительный удар, и Катон оплакивал его, почти не сдерживаясь. "Бывают моменты, - напишут его биографы Джимми Сони и Роб Гудман о Катоне на смертном одре его брата, - когда маска сползает, когда наша решимость не выдерживает, когда наши привязанности берут верх над нами". Однако гораздо ближе ко времени Катона Плутарх считал, что те, кто находил непоследовательность в горе Катона, упускали из виду, "сколько нежности и привязанности было смешано с несгибаемостью и твердостью этого человека". Историки, похоже, тоже не заметили, как потеря родителей, а затем и любимого брата - без возможности попрощаться - могла ожесточить и без того черствого человека.

Конечно, это не смягчило его неподкупность и преданность идеалам. Даже когда Катон скорбел, он вежливо отказался от дорогих подарков, которые друзья прислали для погребальных обрядов, и из своего кармана возместил то, что прислали другие в виде благовоний и украшений. Наследство досталось дочери Каэпио без единого пенни, вычтенного на похоронные расходы. Катон сам покрыл все расходы.

Оправившись от горя, Катон в свои тридцать лет был готов - твердо и без иллюзий - выставить свою кандидатуру на пост квестора. Это был его первый выход в Сенат и, что еще важнее, более широкая платформа для его непримиримой приверженности искоренению коррупции и возвращению Рима к его основным ценностям. За время своего пребывания на посту квестора он провел капитальный ремонт казны, сместил коррумпированных клерков и писцов, попытался возместить незаконно нажитое в соответствии с сулланскими предписаниями и разыскать должников-неплательщиков. Каждое утро он первым приходил на работу и последним уходил, и, казалось, ему нравилось говорить "нет" проектам политиков, ненужным развлечениям и роскоши, финансируемой государством. По словам Плутарха, его преданность делу была настолько легендарной, что стала почти политическим прикрытием для его менее строгих коллег. "Это невозможно", - пожимали плечами политики, говоря избирателям, лоббирующим подачки. "Катон не согласится".

Создавала ли эта строгость врагов? Да. Это было неизбежно. Как и Цицерон, он враждовал с Катилиной и другими влиятельными фигурами, боровшимися за контроль над все более клептократическим государством. Биографы рассказывают, что влиятельные люди враждовали с Катоном почти всю его жизнь, потому что сама его сущность казалась им постыдной.

Даже когда Цицерон объединялся с Катоном, между ними было различие: на сайте никогда не возникало ощущения, что Катон извлекает выгоду из этих реформ или что он незаметно накапливает свое собственное богатство с их помощью. На самом деле, несмотря на свои общественные должности и богатую семью, Катон часто выглядел так, будто у него вообще нет денег. Он отказался от экстравагантных, блестящих пурпурных одеяний, которые были модны в Сенате, и носил только простую, обычную темную мантию. Он никогда не пользовался духами. По улицам Рима он ходил босиком и ничего не надевал под тогу. В то время как его